Всеволод БЕНИГСЕН. ГенАцид
(отрывок)
[отрывок]
1
О трагических событиях, что легли в
основу этого рассказа, сейчас мало кто помнит. В свое время некоторые газеты,
правда, не поленились и отвели несколько колонок случаю в Больших Ущерах, но
все как-то сухо, скомканно, а ведь словосочетание «большеущерский синдром»
могло бы легко наряду со «стокгольмским» войти в журналистский лексикон. Один
известный телеканал, впрочем, тоже посвятил происшествию в маленькой деревне
на юге России получасовое ток-шоу, но в нем принимали участие сплошь умные
политологи, именитые психоаналитики и ни одного реального свидетеля тех
событий. А когда ведущий начал спрашивать мнение каждого из присутствующих,
оказалось, что все что-то подобное предвидели, все что-то предчувствовали и
вообще все всё знали. Однако никто из этих всезнаек так и не смог ответить на
главный вопрос: почему произошла большеущерская трагедия? И почему никто из
предвидевших столь печальный финал не попытался предотвратить его. И как
случилось, что расследование, начатое по горячим следам, через месяц зашло в полный
тупик, а заведенное уголовное дело, распухнув до нескольких увесистых
канцелярских папок, развалилось и растаяло, как будто и не существовало
вовсе…
2
В воскресенье Антон Пахомов, 34-летний
заведующий библиотекой, проснулся от сверлящей головной боли. Проснулся не
сразу, а, как это всегда бывает, когда просыпаешься от головной боли, после
долгого и мучительного барахтанья на зыбкой поверхности сна, то выныривая в
хмурую утреннюю действительность, то погружаясь в мутную жижу забытья.
Наконец реальность вместе с болью окончательно вырвали сопротивляющееся
сознание Пахомова из слабеющих объятий Морфея, и он открыл глаза. С трудом
преодолевая земное притяжение, Пахомов приподнялся на локте, облизал
пересохшие губы, расцепил слипшиеся от долгого сна ресницы, и, отодвинув
занавеску, выглянул в окно. |